Баллада о старом кузнеце
Сколько их еще прибудет? Весь поселок у крыльца. Здесь сегодня судят люди Заводского кузнеца.
Не прорваться, не пробиться, Не протиснуться вперёд. Что он сделал? Он убийца. Тише, люди. Суд идёт.
Тихо руки опустил он Все в мозолях и узлах. В них молчит такая сила, Что уже внушает страх.
Каждый шею тянет с места, Чтоб взглянуть на кузнеца. Говорят, отец семейства? Как же — дочь и два мальца.
Где ж убил он? Прямо в кузне, Там, где тени по углам. Как же схвачен? Кем же узнан? Говорят, признался сам.
На лице простом и грубом Время подвело черту. А его любили люди, Говорят, за доброту.
Ишь ты как. Народ дивится —От добра не жди добра... А убитая девица, Кем она ему была?
Та подсобница со стройки, С белой пряжкой кушачок... Говорят, что слишком бойкий У неё был язычок.
Больше мы её не встретим, Но спроси притихший зал —Побежала б с каждым третьим, Лишь бы он ее позвал.
Хороша, как медуница, Но не всем ее понять —Ни учиться, ни жениться, Только мальчиков менять.
Да, гулящая, шальная, Злая, как веретено, Пробивная, продувная,—Только это всё равно.
Все равно, бывал ли с нею, Целовал ли жадный рот, Был ли ей других нужнее... Тише, люди. Суд идёт.
Суд идет и знает мало, Но любовь тут ни при чем —Та девица не гуляла С подсудимым кузнецом.
И, от здешнего народа Тайну женскую храня, Где-то пряталась полгода До того глухого дня.
Объявилась утром рано, Словно тень на каблуках. Блеск в глазах сухой и странный И ребёнок на руках.
Пять свидетелей вставали, Воскрешая этот день. Пять свидетелей видали Эту пасмурную тень.
То она кидалась к речке, То к вокзалу. И опять, Встретив взгляды человечьи, Поворачивала вспять.
Мы за ней бежим по следу. Путь ей в кузне перекрыт. ...Подошел черед обеду, Только горн ещё горит.
Порешив уже с делами, Уходить кузнец готов, Но еще глядит на пламя Восемнадцати цветов.
Тот огонь с ним в деле равен. В том огне подручный скрыт. Брось в него стекло — расплавит, Камень брось в него — сгорит.
Приоткрылись вдруг ворота, И, не видя ничего, Ворвался снаружи кто-то Мимо тихого него.
Он увидел в свете горна Женской пряди полукруг, Дикий блеск в ресницах чёрных, Свёрток меж дрожащих рук.
Как сказать об этом словом? ...Спящего, с лицом в ладонь, Подняла его, живого, И швырнула вдруг в огонь.
Ахнул зал. Затрепетал он. От скамьи гудит скамья. Словно статуя, над залом Встала женщина-судья.
Дальше. Дальше в путь, баллада, —Снова в кузне мы стоим. Знаю я, что нету сладу С сердцем дрогнувшим твоим.
... Вот она глядит на пламя. Отшатнулась наконец. Встретились глаза с глазами —Перед ней стоит кузнец.
А его то в жар, то в холод. Та — бежать. Он крикнул: «Стой!» Подхватил лежащий молот И взмахнул перед собой.
Вот и всё. Пришла расплата. Суд идёт, должно быть, век. Старый, добрый, виноватый Перед залом человек.
Мастер Сухов лезет грудью Прямо с улицы в окно. — Не убийство,— правосудье Было им совершено! —
Но опять шумит и спорит Несмолкающий народ. Вот какое вышло горе. Тише, люди. Суд идёт...
Лев Ошанин 1964